Когда началась война, семнадцатилетняя Людмила Никитина только что
окончила семь классов и поступила в школу медсестёр. На станции Акуловка
Ленинградской области, где она жила, открыли госпиталь для легкораненых, и все
девушки пошли туда работать. Через несколько месяцев они добровольно пришли в
военкомат – просить, чтобы их отправили на фронт.
После недолгого обучения в запасном
полку, медсестёр распределили по частям. Людмила Васильевна попала в 76-ю
морскую бригаду в Минводы, прошла с боями Кубань, а затем в Воронежском округе
морская бригада была расформирована и влилась в 23-ю стрелковую бригаду.
Семнадцатилетняя медсестра стала санинструктором 23-й дивизии 106-го
противотанкового дивизиона 45-миллиметровой пушки.
В боях на Курской Дуге ей пришлось не
только перевязывать раненых, но и налаживать связь: «Выбили всех, остались
повар, сапожник и я. А связи нет. Мы тянули провод, а немецкий снайпер в нас
стрелял…». Тогда была получена первая боевая награда – медаль «За боевые
заслуги». После Курской дуги освобождали Белоруссию, Украину, форсировали
Днепр.«В октябре 43-го года, –
вспоминает Людмила Васильевна, – командир дивизиона вызвал нас и сказал, что
будем переправляться на тот берег Днепра. В 11 часов, ночью, мы подъехали к
берегу, где уже были построены деревянные плоты, на них нас и стали
переправлять. У нас было всего три лошади, поэтому пушки тащили на себе. В два
часа налетели самолёты и начали бомбить. Очень много нас погибло, вода в Днепре
смешалась с кровью. Но, конечно, мы не все утонули, кто-то выбрался на берег.
Окопались в окопах и ждали, когда подойдёт вся дивизия. Было очень много
раненых, не хватало бинтов. Тогда меня второй раз ранило, первый раз – на
Курской дуге». За проявленную при форсировании Днепра храбрость Людмилу
Васильевну наградили орденом Красной звезды и присвоили звание сержанта.
«А медаль «За боевые заслуги» мне дали
за Киев, – рассказывает она, – там, на Киевском шоссе, возле памятника
Шевченко, меня ранило в живот. Мы шли по шоссе, и налетела туча самолётов, нас
бомбили». Больше месяца она провела в больнице, но швы ещё не сняли, а командир
дивизии уже забрал её из госпиталя. Та самая пуля до сих пор хранится вместе с
боевыми наградами. А их немало; ордена: «Отечественной войны» и «Красной
звезды», медали: «За отвагу», «За боевые заслуги», за взятие Варшавы, Берлина,
освобождение Киева, Белоруссии, медаль Жукова.
«Освобождая станицу за станицей, город
за городом, дошли до Берлина. Я как сейчас помню, – говорит Людмила Васильевна,
– что пятого мая – не девятого, а пятого – мы были уже в Берлине. Но нам не
разрешали ходить по улицам, потому что на верхних этажах домов в укрытии сидело
очень много немецких снайперов. И очень много наших в те дни погибло. Когда
дошли до Рейхстага, мы все написали на нём свои фамилии. Мы молодые были – что
там: мне было девятнадцать лет! И я написала: «Никитина Людмила Васильевна».
Конечно, было очень интересно, когда война закончилась: все бежали, стреляли,
кричали, плакали, обнимались».
Штурм Берлина особенно запомнился
Людмиле Васильевне большим количеством техники: шла колонна танков, «очень
много танкистов», и очень много артиллерии: дальнобойные гаубицы, «Катюши». И
ещё тем, что страшные бои были: «Нигде больше такого не видела, только на Курской
дуге, при форсировании Днепра и под Берлином. Но здесь немцы всё-таки уже
ослабли, уже не так стреляли: видели, что всё равно войне конец скоро будет».
Людмила Васильевна говорит, что то время
она не забудет никогда:
– Это то, что невозможно забыть, и сейчас всё как будто вчера было.
Однажды была лютая зима, уже не помню, где и когда. Но никогда не забуду, как
мы в окопах спали: под голову вещмешок, в шинельку закутались… Дико было,
конечно, ужас – нельзя вспомнить всё это. Тогда, молодая, не боялась, а сейчас
если бы это случилось, из комнаты бы не вышла, пока война не кончилась. Когда
шла на фронт добровольцем, не знала, что там ждёт. Но если бы знала, всё равно
пошла бы. Не знаю, почему. Но у нас в деревне все-все девушки ушли на фронт,
никто дома не сидел. Конечно, очень многие погибли. Самое страшное на войне
было, когда немцы наступали: бомбили, болванки всякие пускали, бочки пустые,
сирены гудели, мины рвались. Но сидеть и прятаться было некогда: очень много
было раненых, их спасали. Даже не знаю, откуда силы брались: я была маленькая,
худенькая. За плечи раненого возьмёшь и тянешь… Ничего, вытаскивала, и сил, и
мужества хватало. Когда на высоте 175 бились за Днепр, Ганюшина пятый раз
бинтовала. А ранило в плечо, все кости переломало. Так я наломала веток и на
ветках тащила его до Днепра, а потом переправляла. (В том бою из всего взвода в живых остались только три человека. Два из
них: юная медсестра и спасённый ею будущий Герой Советского Союза П.М. Ганюшин
– прим. авт.).
У войны – не женское лицо. И Людмила Васильевна очень хорошо это
помнит:
– Женщинам было на войне тяжелее в том смысле, что всё время среди
мужчин. Нас было две медсестры на весь дивизион. Но нас не обижали, оберегали.
Трудно, потому что не было никакой гигиены, много вшей. Особенно нас заедали
американские вши, я даже внукам о них рассказывала.
Американские солдаты запомнились ей не меньше. Людмила Васильевна так
вспоминает о встрече с ними: «Хлопцы они были упитанные, чистые. Синие шинели с
иголочки, чистые ботинки, обмотки. Обнимались, встречались с нами, как свои,
обменивались адресами. А наши солдаты были оборванные, грязные, без сапог, в
разбитых ботинках, питание плохое…».
Люди иногда необдуманно жестоки к тем,
кто спас их страну. Сейчас можно услышать, что зря тогда от немцев отбились,
что, став частью Германии, страна жила бы лучше. Людмила Васильевна считает,
что наш народ просто был бы уничтожен. Она своими глазами видела, как фашисты
расправлялись с русскими людьми. В Киеве немцы расстреляли всех студентов
медицинского института, очень много молодёжи: сейчас институт выкрашен в
кроваво-красный цвет снаружи, а тогда он стал таким внутри.
Людмила Никитина прошла пешком через всю
страну от Ленинграда до Берлина. Освобождала Украину, Белоруссию, Польшу,
Чехословакию. Сейчас она говорит, что счастлива: столько всего видела, везде
побывала и живая вернулась. Часть всё время была на передовой. И почти весь
этот путь – от Кубани до Берлина – рядом с ней прошагал её будущий муж, Пётр
Павлович Рябыш. «Он ухаживал за мной, но близких отношений у нас не было, –
рассказывает Людмила Васильевна. – Это только в кино любовь, романтика и песни,
или в тылу. На передовой песен не поют. Ночью идёшь – несёшь вещмешок, шинель,
санитарную сумку. Все друг за друга держатся, чтобы, если уснёшь, в сторону не
уйти. Днём бинты рвёшь, раненых перевязываешь, спишь. Когда петь? Уже перед
Победой он сделал мне предложение, и мы поженились. После войны до 53-го года
были в Германии, там и два сына у нас родились. Я работала медсестрой в
госпитале, а он служил. Дочь родилась уже на Дальнем Востоке».
По-настоящему мирная жизнь для семьи
Рябыш началась лишь в 1958 году, когда глава семьи демобилизовался, и привёз
жену и детей в Новоминскую. В это же время и Людмила Васильевна отказалась от
своей военной специальности: несмотря на огромный опыт и желание работать, с
профессией медсестры пришлось расстаться из-за низкой зарплаты.
Всю жизнь война напоминает о себе
жестокими головными болями, появившимися после контузии. Сниться бои перестали,
но наяву воспоминания не оставляют в покое. Людмила Васильевна переписывается с
фронтовыми друзьями, раньше они часто встречались, ездили на места боёв,
которые уже не узнать. Теперь стало тяжелее, всё чаще приходят плохие новости.
Но Людмила Васильевна ни на что не жалуется. «Жизнь сейчас хорошая, – говорит
она. – Главное, чтобы войны не было».
