Старый мой товарищ, ныне хозяин
фирмы, попросил сфотографировать его родню: отца с матерью, семью сестры, его
семью – и при этом сказал:
- Батя захотел с внуками,
правнуками, на восьмое марта, когда все соберутся.
Батю,
для меня дядю Володю, фронтовика, я знал, потому ответил:
- Собери всех и скажи, на какое
время и куда подъехать, я буду.
Восьмое марта выдалось дождливым и
холодным. Пришлось вести съёмку в доме сестры товарища, где нашлась подходящая
по размеру комната. Устроили всех на большом угловом диване в два яруса. В
центре, естественно, главу рода с супругой и правнуками, да так, чтоб боевые
награды были видны. Молодняк весь, женатый и холостой, примостился на спинке
дивана, за дедом и родителями. Утолклись и сфотографировались.
На следующий день, сделав снимки, я
повёз их товарищу на работу. Он сидел один в своём дорого обставленном
кабинете, перебирал бумаги и думал. Со стены, с серого от времени снимка конца
девятнадцатого века, строго смотрел его прадед-казак. Я положил на стол
фотографии. Он переглядел их, довольно кивнул и спросил:
- Знаешь, зачем я это затеял?
- Знаю, - ответил я и кивнул в
сторону портрета предка. – Могу сказать, что правильно затеял. В последнее
время не один ты меня приглашал на семейную съемку.
- Вот и я думаю, что правильно. Батя
уже старый, я тоже не юн, а надо, чтоб потомки не только знали, но и видели на
фотографии свою родословную, показать могли деда, прадеда, имена знали, тогда
только они не будут чувствовать себя Иванами, не помнящими родства.
Я согласно кивал, а он продолжал:
- Ты знаешь, как я обрадовался,
когда нашёл эту фотографию, - он показал на стену, - и узнал, что прадед был
честным, заслуженным человеком? Внутри, - он постучал себя по груди, - родилась
гордость за нашу породу, за фамилию, за то, что я смог своей головой создать
вот эту фирму, и теперь я всегда думаю, когда принимаю решения – даже не думаю,
у меня оно в подсознании – не опорочу ли я честные имена дедов, отца и своё в
том числе, и мне надо, чтоб и мой сын также думал. Тогда я буду спокоен за него
и за фирму. Для этого мне нужна была общая семейная фотография, и теперь она
есть. Спасибо. Я закажу хорошую рамку и повешу её рядом с прадедом.
- Всё это можно назвать одним словом
– преемственность, - заметил я.
- Да, именно так. А ещё это воспитание
родственных чувств и сопричастности, - ответил он в задумчивости.
Потом
достал сигарету, закурил и, откинувшись в кресле, спросил:
-Так говоришь, не один я заказывал тебе
семейную фотографию?
- Не один. Ты – седьмой.
- И кто заказывал, богатые?
- Разные, были и богатые.
- Д-а,- протянул он, - хороший признак.
Значит, люди думают о будущем, значит, будущее у России есть.
***********************************
Я НЕ ОБЕДНЕЮ
Сельская амбулатория в смятении.
Старая учительница начальных классов, которую все знали, привела плачущего, с
искривлённым от боли лицом, мальчика. У того была острая боль в животе, а в
амбулатории не оказалось хирурга, который в таких случаях нужен. Педиатр сама
побежала звонить в хирургическое отделение больницы, чтобы проконсультироваться,
и в Скорую. Ей ответили, что неотложка приедет в течение часа. А мальчик на лавке
в коридоре на глазах пациентов корчился от боли.
Молодая женщина, одетая с изыском,
сидевшая в очереди под кабинетом терапевта, не выдержала:
- Давайте я отвезу мальчика в район,
а то Скорая пока протарахтит тридцать километров – с ним всё может случиться!
Вон там стоит черная иномарка, - она показала на ряд машин под амбулаторией, -
через двадцать минут будем у хирурга.
- Так бензин же, деточка…, - молвила
виновато учительница.
- Ничего, я не обеднею, поехали.
И
черная «Мазда», прихватив мальчика, учительницу и педиатра, растворилась в снежной
круговерти, несущейся со стороны Каневской.
